Маховик получился неоднозначным. Написать что-то более внятное, не уходя в негатив, крайне сложно. Хорошо, что есть люди, которым понравилось.
Во всех ритуалах должна быть жертва. Кажется в этом такой жертвой был Дангласс.
Я играл в общей сложности часа четыре, мне кажется — в очередной раз зарекаюсь быть играющим мастером, ощущение, что ты подводишь людей, усиливается вдвое — если играешь, то тех, кому нужен мастер, хоть я и выхожу по первой просьбе, а если не играешь — то тех, кто хотел бы с тобой поиграть. Тупик.

Внутренний итог какой-то такойКак известно, волшебники стареют медленнее, чем обычные люди — никого не удивляет, что в шестьдесят директор школы выглядит так, словно последних двадцати лет и не было. Скорее удивительно обратно — почему так быстро стареешь ты. Это в первую очередь внутреннее самоощущение, и оно с тобой уже очень давно, раскрывается как букет хорошего вина — с каждым глотком, с каждым годом все острее и полнее. Ты засыпаешь под утро, с рассветом, тело ноет, но ты знаешь, что все равно проснешься часа через три-четыре. Ты помнишь свои дни урывками, складываешь их из каких-то обрывков разговоров, мимолетных встреч, все чаще упущенных возможностей, и только редкими яркими вспышками в них — встречи с Генри и учениками. Все остальное время из тебя будто бы по капле вытекает магия, так что ничего удивительного, что в один из дней твоя вторая палочка ломается. Так наверное к лучшему — говорят, гоблинские палочки должны быть только у великих волшебников, а ты с каждым шагом превращаешься в обычного старика, так что держать ее в неволе было бы жестоко.
Ты не против происходящего, раз уж так должно быть, тебя только тревожит судьба дорогих людей — и наверное поэтому ты настойчивее, чем обычно, пытаешься отдать те крохи магии, которая осталась внутри тебя — лишь бы они были счастливее. То самое идеальное благословение, формулу которого ты пытался вывести все эти годы, должно быть похоже на это желание — стать счастьем других людей. Жаль только, что ты на это по-прежнему не способен.
В ту ночь, когда должен быть пик звездопада, ты поднимаешь глаза к небу чаще, чем обычно — слишком уж любишь падащие звезды, но не видишь ни одной, как ни стараешься. Черные тучи и далекие всполохи — идеальное описание твоей оставшейся жизни.
На рассвете ты долго смотришь на воду и пытаешься понять, что же ты делаешь не так, раз люди, которых ты учил, несчастливы, а тьма, с которой ты так долго пытался сражаться, всего лишь принимает иные формы.
Закрывая глаза, уже лежа в кровати, чувствуешь, что тебя просто не осталось — и не испытываешь по этому поводу ничего.