Итогов выходных на этот раз какое-то охрененное количество, что я сомневаюсь «а был ли мальчик», что все это влезет в один пост.
Поэтому напишу про Олимпиаду. В конце концов, шестидесятая.

Каждый год меня кто-нибудь спрашивает, зачем я делаю первый тур олимпиады

Если отойти от идей порабощения мира организации, то ШБО всегда нравилась мне той атмосферой, что там неизменно устанавливается. К счастью, мы отошли от ролевого безумия пятилетней давности, когда по лестницам бегали люди с мечами и в кольчугах, на досках в аудиториях рисовали перевернутые пентаграммы, дети выворачивали шеи, чтобы посмотреть на эльфийскую деву с ростовым луком, стоящую на высоте около шести метров и грозно взирающую оттуда на шестиклашек, а бегал по факультету в ботфортах, камзоле и с хлыстом и орал не своим голосом, поскольку все вышеописанное добавляло в нашу жизнь тонны безумия и раздолбайства. Несмотря на очарование всего этого, пришлось несколько пресечь подобное самовыражение ради спокойствия, но оставшейся атмосферы, на мой вкус, хватает для того, чтобы ощутить некоторое волшебство.
Теперь мальчики на входе косплеят людей в черном, а в жизнь Большой Биологической Аудитории прочно вошел ГП: один из старших аудиторов неизменно появляется в мантии и с палочкой, и ведет с детьми прелестнейшие диалоги:

Ну и вообще там собираются потрясающе красивые люди, красивые той одухотворенной красотой, которая есть во всех людях, делающих что-то действительно реальное, настоящее. Они не тупят в какую-то ничего не значащую хрень в Интернете, не ведут какие-то разборки, больше напоминающие возню в песочнице, не выдают желаемое за действительное, не пытаются строить из себя что-то, они просто делают дело, которое для них важно. Не потому, что они через это дело доказывают себе и всем вокруг собственную значимость, а потому, что им важно сделать эту олимпиаду для совершенно незнакомых школьников, сделать так, чтобы им было интересно, чтобы детский интерес к биологии перерос во взрослое стремление к науке. И я знаю, что это работает – я видел детей, которые год за годом ходили на ШБО, а потом поступали на биофак, и становились серьезными учеными, работающими и в России, и за рубежом, публикующимися в серьезных изданиях и истинно любящих свою науку. Конечно, их путь к этому был обусловлен не наличием в их жизни олимпиады. Но многие из них делают олимпиаду сейчас – в качестве оргов, в качестве жюри, и говорят, что она когда-то помогла им не просто любить школьный предмет биология, но задуматься над каким-то большим местом для этой области науки в своей жизни. И сейчас все, делающие олимпиаду, делают это так же для других - как когда-то кто-то делал ее для них.
Мне даже не надо абстрагироваться от 16 часов непрерывной беготни, чтобы понимать, что я, тем не менее, люблю это – потому что это настоящее, живое, реально нужное. У меня мизантропия отключается на ШБО, потому что ей там негде развернуться – нет той бессмысленности, что ее питает обычно, нет человеческого эгоизма и тупости.

Четыре фотографии