Мне всегда казалось, что я вполне удачно обхожу закон бутерброда: я просто не мажу хлеб маслом, и потому он никогда не упадет слишком уж неудачно. Обыкновенно так упадет, и все.

Но меня догоняла, догоняет и продолжает догонять гораздо большая непруха - именно в момент, когда нужно сказать написать самое-самое-важное, - voila! - на мобильнике заканчиваются деньги.



И сидишь как дурак, куда уж там банальному маслу и хлебу.

Полтретьего ночи – самое подходящее, конечно же, время для слов, сказанных-для-кого-то.

Сказанное для тебя – суть ветер, играющий прядями твоих волос, - сам-в-себе, он занят тем, что познает тебя – как умеет. Он касается – и ждет: откликнешься ли. Он растворяет в себе твое дыхание, твои улыбки и твои взгляды. Таковы мои слова для тебя, слова-не-сказанные. Я буду улыбаться тебе желтыми рожицами смайликов и выстраивать себя из легкодоступных электронных символов: дешево и сердито, и иногда – отчетливо-верно, особенно когда резонанс слов совпадает с частотой мерцания монитора. Какой из параметров души измеряется в герцах, хотел бы я знать? А между тем из фраз, приправленных смыслом-между-строк, который я вкладываю, а ты, вероятно, не ищешь (и правильно, кому он нужен такой), складываюсь я-другой, я-настоящий-в-сети – о да, я предельно честен с тобой, наверное, честнее, чем со многими. Попытка втиснуть себя в несколько тысяч байтов должна быть признана удачной, но слишком не хватает простого взгляда-в-глаза.

Где-то там, за стеклом монитора, и еще глубже, среди бесконечных мёбиусовых лент информации, я – именно такой.

А ветер-сказанное все проводит тонкими пальцами по твоим губам, и следит за слегка – но только слегка, запомним это! – вздрагивающими ресницами.



Интересно, ты поймешь, что это – тебе?

Толщина цепочки 0.2 см

Диаметр подвески 0.9 см



Очень мало света.

Это странно, это слишком странно - идти по безоблачному небу, чувствуя, как под твоими ступнями, смеясь, проносятся воздушные потоки и солнечные лучи. Это странно - странно-хорошо; нет, не так, это - безудержно-хорошо. Это - живой восторг, это пение ангелов, это Чудо, творимое тобой - и словно бы не тобой, а кем-то еще. И хочется хохотать, и восторженно носиться по Тверди Небесной, пугая птиц и облака.

Знаешь, я люблю и так - тоже.

Неизменно влюбляюсь в тебя - хоть на четверть часа.

В сочетание букв над чертой, в незнакомое имя.

Волшебство в напечатанных строках, звучат голоса...

Я почти что забыл, что они существуют живыми.

Замыкается в скобках желание, слов переплет

Не оставит меня равнодушным, столкнет с этой грани.

Но мне можно стучать троеточия ночь напролет -

Ты меня не услышишь.

Ты спишь в глубочайшем оффлайне.

Место Где Свет

Этот город застрял во вранье, как "Челюскин" во льдах,

Погрузившийся в ад и частично восставший из ада.

Наше общее детство прошло на одних букварях,

От того никому ничего объяснять и не надо.

Что же мы кричим невпопад, и молчим не про то,

И все считаем чужое, и ходим, как пони, по кругу?

Вы не поняли, сэр, я совсем не прошусь к вам за стол,

Мне вот только казалось - нам есть что поведать друг другу.



Этот город застрял в межсезонье, как рыба в сети -

Стрелки все по нулям, и не больше не меньше.

Мы почти научились смеяться, но как ни верти -

Что-то стало с глазами когда-то загадочных женщин.

Хочешь, я расскажу тебе сказку про злую метель,

Про тропический зной, про полярную вьюгу?

Вы не поняли, мисс, - я совсем не прошусь к вам в постель,

Мне вот только казалось - нам есть, что поведать друг другу.



Мне никто не указ, да и сам я себе не указ -

Доверяю лишь левой руке, маршруты рисуя.

Ну а тот, кто - указ, он не больно-то помнит о нас,

Да и мы поминаем его в беде или всуе.

Что казалось бы проще - вот Бог, вот порог,

Что же снова ты смотришь в пустынное небо с испугом?

Вы не поняли, Лорд, - я отнюдь не прошусь к вам в чертог,

Мне лишь только казалось - нам есть, что поведать друг другу.



Место, где свет

Было так близко, что можно коснуться рукой,

Но кто я такой,

Чтоб оборвать хрустальную нить -

Не сохранить, прошло столько лет,

И нас больше нет в месте, где свет...

(с) Машина Времени

Когда мне приходит письмо, я готов отдать все за возможность целовать руки, его писавшие.

Независимо ни от чего.

Хорошего Зимнепраздника, господа.



Я люблю вас всех.

Те, кому нужно, знают - как.

Те, кто не знает - можете спросить.



Ну а я - люблю.

Я снова придумываю себе красивую сказку, самозабвенно рисую на стекле желаний тонкой кистью слов, плету узорчатую филигань подтекстов и намеков.

Ах, кабы это было м нужно еще кому-то, кроме меня. Но увы - у моих героев своя собственная жизнь, у них письма, свидания, ужины и завтраки, бессонница и слезы, скоро-новый-год, расставания и встречи, и все остальное, и куда им - вам? - до моих слов-на-стекле?

- Деда, расскажи сказку?

- Слушай сказку. Далеко-далеко на севере, на берегу моря стоит башня. В ней сто двадцать три этажа и на каждом по три комнаты. На верхних этажах заперты пороки людские, в средних – страсти людские, а на нижних этажах – людские добродетели.

- А что было потом?

- А потом пришел Дорка Справедливый, и разрушил башню к чертям. Пороки и страсти вырвались на свободу, а добродетели завалило обломками башни. Потому люди обладают только пороками и страстями, а добродетели они выдумывают, чтобы казаться лучше.

- Деда, они что, врут?

- Да, именно врут.

- А ты тоже врешь?

- А я не вру. Этого порока у меня нет. Зато от остальных я не отказываюсь. Ладно, хватит на сегодня. Оставь в покое этот несчастный цетагандийский скальп и засыпай.